Сказ про сестрицу Алёнку и братца Орея - Елена Асеева

– Дык, не взыщи, – процедил сквозь сомкнутый рот, упрятанный в красных усах и бороде, Копша и, на-ка, резво присев на корточки, подхватил под донышко посудинку, да, не мешкая, кинул ее в реку.

– Чё творишь! – испуганно вскликнул Бешава и, прямо-таки, икнув, качнул сначала головой, а засим ветоньками пищальника на ней, не тока зелеными листочками, но и черными ягодками. – Ежели Кринка утопнет, тобе вечно быть-побывать на ентом бережочке, абы ты не исполнил указания Доброхочего.

– Ежели чада опочиют, – глубокомысленно протянул Копша и вдругорядь слышимо вздохнул, сопереживая своей реченьке. – Толды нетути проку в мной хоженной стёжке… – дополнил он, выявляя тем говором удивительную благородность.

Дух разком свернул толкование, абы кувшинчик в реченьке не потонул, а окунувшись в нее, на чуток сокрыл в серо-белых водах собственное тулово, выставив вверх красные утиные лапки, часто-часто шевелящиеся в воздухе, точно жаждущие сейчас али попозжа (когда удастся вывернуться) поплыть вперед. Еще самую малость и Кринка качнувшись на водах вверх-вниз, так-таки, выровнявшись, приподнялась из реченьки. И немедленно тягостно ушла под воду почти до середины тулово (расширяющимся книзу с пережабиной под горлом), с тем опять же сразу шибутно заработав на месте лапками, вскидывая вверх яркие огнистые искорки и выдувая еще более плотные пузыри.

– Вотде тудыкась её тудака, – сердито протянул Копша и тягостно качнул головой, затрясся и всеми остальными челнами тела (будучи таковым взволнованным). – Надоть же було дык далеконько упануть.

Завершил он толкование, и, перестав трястись, как хворый али озябший, шагнул к краю Смородины реки. Дух качнул ручонками взад-вперед, самую толику присел на корточки, да, оттолкнувшись от мшистой кочки, полетел вперед. К всеобщему диву приземлившись на поверхность водицы, чай, таким побытом, используя остатки своих способностей. Одначе стоило ногам Копши коснуться воды, как сапоги, в оные он был обут, принялись медлительно погружаться в нее. Впрочем, сам дух сберегающий клады медлил чуточку времени, и ужотко в следующее мгновение, он, прямо-таки, дернул с себя синий кафтан. Не то, чтобы растягивая на нем медные пуговицы, а зримо срывая их, понеже они, разлетевшись в разные стороны, попадали в водицу, пустив притом широченные круги. А Копша вже сорвав и пролегающий по нему желтовато-блестящий поясок, точно прилепившийся к материи, да качнув кафтан туда обратно, кинул его вперед, как можно ближе к кувшинчику.

Кафтан… вельми такой приличный с виду (лишь чуточку испачканный землей), распахнув рукава и борта, просквозил по воздуху, и, притулившись сверху на воду, затрепетал на её ряби, покачивая на ней и концы златого пояска. А сам Копша оказавшись голым, поразил взгляд колтков своим истощенным человеческим телом, выпирающими костьми на плечах, ребрах, торчащим вроде дуги на спине становым хребтом, вдавленным животом на котором отсутствовал пупок. Не прошло и мига как на полотно плывущего кафтана, выуживая ноги из сапог, сиганул дух сберегающий клады, да сразу присев на корточки, протянул навстречу барахтающемуся в водице кувшинчику руки. Обаче посудинка была поколь недосягаема, а кругом как то и вовсе махом вспыхнуло боканное полымя и его лепестки перекинулись на материю кафтана, и даже на выглядывающие из водицы голенища сапог.

– Охти-мнешеньки! – болезненно вскликнул Копша и немедля качнул головой вперед, сбрасывая с нее в выбранном направлении колпак, красный, округлый, да дюже красивый с виду, притом оголяя свою лысую макушку, и узенький лоб, прикрытый жалкой порослью златых куделек. А приводнившийся колпак, опять же с лету вспыхнул по краям материи и легошенько вроде как выгнулся, видно, приподнятый выдувшимся из водицы пузырем. Да тока ему не удалось набраться мощи, понеже на колпак поспешно запрыгнул Копша, поджимая саму материю к воде, и единожды направляя руки к кувшину. Чудно так, но дух сберегающий клады весь тот срок, что сигал по речке, не поднимался со корточек, и тем больно напоминал утку, от каковой Кринке достались лапки.

В этот раз Копше удалось ухватить кувшинчик за горловину и вытянуть его из воды, гулко стеная, будто обварив в том плывущем чаду свои ручонки. Впрочем, дух не жаловался на происходящее али боль, действуя торопливо, он рывком поднялся с присядок, прижав к груди посудинку.

– И чё, ты, таковое диешь? чуть було мене не утоплять в энтой смрадной водице, – возмущенно протянула Кринка, дугой изгибая трещинку-рот (поместившуюся на пережабине), да внезапно раскатисто фыркнула, выпустив из собственных внутренностей (точнее из горла) большущий пузырь, махом лопнувший и превратившийся в алый густой пар.

– Смолкни, Кринка! – вельми грозно отозвался Копша, и, не мешкая, развернулся, качнув туды-сюды посудинку, будто с трудом удерживая ее в руках, каковые зримо поменяли свой землистый цвет на розоватый, почитай до запястий. Одначе ужель в следующий момент времени дух сберегающий клады спешно прыгнул на полностью объятую пламенем поверхность кафтана обеими ногами, обтянутыми онучами (по каковым опять же перекатывались искорки полымя). Все также же скоро, едва коснувшись подошвами ног голенищ тонущих сапог, он вже погодя оказался на бережке, крепко прижимая к груди кувшинчик. Право молвить, легошенько вспенив послед себя белые с черевчатым отблеском студенистые, али вернее кисельные берега.

– Эвонто огненная, смрадная река, – испуганно дыхнули сразу в четыре рта колтки, шевельнув чуть очерчиваемыми губами, расположенными не только на голове, но и животе, не сводя взоров с Копши. – А ежели та водица погубит ребятушек?

Конец ознакомительного фрагмента.